Факт, установленный в ходе судебного разбирательства по делу Бориса Трайнина и Дэвида Носиковски, обвиняемых в совершении мошенничества по отношению к Михаилу Шляпину, ставит под сомнение не только объективность следствия, но и саму обоснованность их уголовного преследования.
На днях в Мытищинском городском суде под председательством судьи Марии Локтионовой завершилось судебное расследование по «делу на миллиард». Корреспондент «Нашей Версии» лично наблюдал за большей частью разбирательства. И скажем честно: чем дальше продвигалось дело, тем больше у нас возникало вопросов к объективности предварительного следствия и сомнений в обоснованности уголовного преследования подсудимых.
Судебные заседания, прошедшие 14 и 15 декабря, наших сомнений нисколько не развеяли, скорее наоборот. Но расскажем обо всем по порядку.
Сначала вкратце напомним суть дела. Экс-сенатор от Магаданской области, заслуженный строитель России Михаил Шляпин (человек, широко известный в своей отрасли и имевший репутацию жесткого, но справедливого руководителя) в 2019 году одолжил 1 млрд рублей наличными у своего знакомого бизнесмена Дэвида Носиковски. Эти деньги ему понадобились в качестве дополнительного финансирования, чтобы завершить крупномасштабный строительный проект – ЖК «Эдельвейс» в деревне Рогозинино (ТиНАО, г. Москва). Участки земли под эту застройку он приобрел ранее у другого предпринимателя Бориса Трайнина. Носиковски собрал требующийся Шляпину миллиард, одолжив часть денег у своих знакомых. Был составлен договор займа, залога имущества, договор поручительства, Михаил Шляпин собственноручно в присутствии свидетелей написал расписку в получении денежных средств. Затем в течение двух лет он добросовестно возвращал заём по частям: в конце 2019 года – 200 миллионов, в конце 2020 года – еще 300 миллионов. Однако в конце 2021 года Михаил Шляпин скончался, и половина долга осталась невыплаченной.
По закону, вместе с имуществом умершего наследник принимает и его долги. И, как можно понять, поначалу сын заслуженного строителя Александр Шляпин, оказавшийся единственным наследником, признавал долг отца перед Дэвидом Носиковски и выражал намерение его выплатить. Но очень быстро передумал. И вместо денег Носиковски получил обвинение в мошенничестве, якобы совершенном им по отношению к Михаилу Шляпину в сговоре с Трайниным.
В предыдущей статье мы отметили, что свидетель обвинения Светлана Котвицкая, в 2019 году работавшая у Михаила Шляпина главным юристом и готовившая документы для подписания договора займа между Шляпиным и Носиковски, получается, дала в суде показания в защиту подсудимых. Ее слова скорей свидетельствуют о том, что заём был реальным, а не мифическим, как это утверждает наследник. Теперь расскажем, что было дальше.
Не будем утомлять читателя всеми подробностями разбирательства, происходившего два полных дня 14 и 15 декабря, отметим лишь, что происходило оно насыщенно и драматично, и приведём свою трактовку ключевых моментов.
Как ранее сообщал суду Дэвид Носиковски, требующийся Шляпину миллиард он собирал по частям, одалживая для этого деньги у других своих знакомых. Защита представила в суде еще одно доказательство – письменные пояснения одного из заимодавцев Дмитрия Крючкова. Он пояснил, что действительно одалживал Носиковски в 2019 году 200 миллионов рублей. Носиковски вернул этот долг в 2020 году, претензий к нему Крючков не имеет и характеризует его как честного и порядочного человека. Отметим, что подобное свидетельство – не единственное в этом деле. В частности, в предыдущем судебном заседании выступил свидетель защиты Игорь Сухаренко и рассказал, что в 2019 году действительно одалживал Носиковски 60 миллионов рублей, при этом без оформления договора займа и соответствующей расписки, лишь по устной договоренности. Имеются в деле аналогичные показания и других людей. Речь, согласитесь, идет далеко не о копеечных суммах, и вряд ли кто-нибудь стал одалживать такие деньги – не то что под честное слово, а даже под расписку – если бы считал, что человеку нельзя доверять.
Адвокат Рустам Габдулин, представляющий интересы Дэвида Носиковски, напомнил, что суд намеревался также исследовать аудиозапись с телефона Михаила Шляпина, якобы содержащую некую информацию, имеющую отношение к обвинению. Однако представитель потерпевшего Александр Шляпин, на ходу путаясь в версиях, сообщил суду, что аудиозапись он не нашел, точней, она не сохранилась, а телефон отца он уже выбросил за ненадобностью, точней, отдал другу, точней, он лежит у него в машине… Судья объявила короткий перерыв, чтобы наследник забрал телефон из машины, однако после перерыва он так и не был предъявлен суду для исследования якобы содержащейся в нем компрометирующей аудиозаписи. Может быть, эта аудиозапись вовсе и не существует?
Не слишком большим успехом увенчался допрос старшего следователя 11-го управления ГСУ ГУ МВД РФ по г. Москве Екатерины Сигитовой, которая это дело расследовала и передала в суд. Примерно половину вопросов представителей защиты в ее адрес с ходу отметал прокурор, на остальные вопросы, касающиеся процессуальных действий, она отвечала: «Я не могу помнить все документы, изымаемые в ходе всех обысков, кроме этого дела, у меня в производстве много других дел». Действительно, было бы странно и удивительно, если бы следователь вдруг призналась, например, что это дело было сформировано и доведено до суда по указке сверху.
Однако Сигитова не смогла внятно ответить на простые, казалось бы, вопросы: почему из двух изъятых из телефона Шляпина и скопированных на CD аудиозаписей она одну признала вещественным доказательством по делу, а вторую сочла не имеющей отношения к делу? И почему в ходе ознакомления с материалами дела обвиняемым продемонстрировали лишь одну запись, сообщив о второй, что «там то же самое»? При этом фоноскопическая экспертиза не назначалась, хотя на этом настаивала защита – якобы из-за отсутствия образца голоса Михаила Шляпина. Получается «тут вижу, тут не вижу, а здесь рыбу заворачивали»? О какой объективности и беспристрастности следствия тут можно говорить?
Еще один исследованный в суде документ, на наш взгляд, способен выдернуть почву из-под ног всей обвинительной конструкции. И в случае, если суд уделит должное внимание этому документу, обвинение, как нам кажется, рассыплется, как колосс на глиняных ногах. Это заявление наследника Александра Шляпина в правоохранительные органы о якобы совершенном в отношении его отца мошенничестве. Всё дело в том, что на этой бумаге… отсутствует отметка о регистрации заявления! Возникает резонный вопрос: если заявление не было должным образом зарегистрировано в полиции, значит, оно и не было принято, тогда почему вообще начали происходить какие-то процессуальные действия? На основании чего тогда вообще было возбуждено уголовное дело? Тем не менее, за этой, насколько мы понимаем, юридически ничтожной бумагой последовало поручение о проведении проверки, а далее – рапорт об обнаружении признаков преступления и письмо в ГУ МВД о результатах этой (получается, тоже незаконной) проверки для принятия решения о возбуждении дела. Напоминает накатанный конвейер, тем более что заявление наследника датировано 18 апреля 2022 года (а когда оно было написано на самом деле – не позволяет установить отсутствие даты и времени его регистрации), а в суд дело поступило уже 20 июля. Слишком уж быстро следствие во всем разобралось, на наш взгляд.
При исследовании документов также выяснилось примерно следующее: что следователь Сигитова вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по факту покупки Дэвидом Носиковски квартир в ЖК «Эдельвейс», так как в рамках заключенных договоров долевого участия в строительстве (ДДУ) он и был обязан их выкупить. И этот факт сводит на нет заявленное в одном из предыдущих заседаний требование наследника о расторжении этих договоров, поскольку покупка квартир законом не запрещена и преступлением не является.
Защита подсудимых также привела в суде данные о состоянии здоровья Бориса Трайнина и Дэвида Носиковски. Не разглашая врачебную тайну, можем сообщить лишь, что у каждого из подсудимых – подтвержденный врачами онкологический диагноз и сопутствующие серьезные хронические заболевания. При этом, напомним, Носиковски уже второй год находится в СИЗО, где вряд ли может рассчитывать на полноценную, адекватную его заболеваниям и своевременную медицинскую помощь. Трайнин – под домашним арестом, что тоже затрудняет оказание в полном объеме медпомощи, в которой он нуждается. Кроме того, хотя, возможно, это и не имеет значения для суда и не будет учтено при вынесении решения, но есть еще один деликатный, сугубо человеческий аспект: в правосудии не существует понятия «грех», есть понятие «преступление». Но с человеческой точки зрения – зачем совершать то, в чем их обвиняют, тем, кто фактически «постучался на небеса»?
Как бы там ни было, судебное расследование по делу Трайнина и Носиковски завершилось, и стороны перешли к прениям. И хотя сомнений в легитимности обвинения стало лишь больше, а факт реальности займа так и не был опровергнут, прокурор поддержал его, вновь зачитав обвинительное заключение и потребовав для подсудимых наказания в виде 6 лет лишения свободы в колонии общего режима и штрафа в 1 млн рублей каждому. Сторона потерпевшего, конечно, тоже обвинение поддержала: ведь на кону у наследника – полмиллиарда рублей отцовского долга, от выплаты которого его может избавить обвинительный приговор Дэвиду Носиковски и Борису Трайнину.
Подсудимые и их защитники в прениях отрицали не только вину, но и само событие преступления. Так, адвокат Олег Никуленко, защищающий Бориса Трайнина заявил, что суд исследовал девятнадцать доказательств заключения и исполнения договора займа и передачи денег умершему против показаний пяти косвенных свидетелей того, что деньги якобы не передавались.
При этом, как верно подметил адвокат, представитель потерпевшего Александр Шляпин и оба допрошенных в по делу юриста показали, что денег не только не было, но они и не должны были передаваться, что умершему Шляпину денег никто не обещал передавать, а он сам никогда и не ждал получения денег от Носиковски.
«Таким образом, Ваша честь, и доказательства защиты и доказательства обвинения одинаково говорят о том, что покойного Шляпина никто не обманывал, а значит, не было обмана, как способа совершения мошенничества, что, в свою очередь указывает на то, что отсутствует само событие преступления!».
Отвечая на вопрос, зачем же тогда покойный Михаил Шляпин, заранее зная, что один миллиард рублей ему никто не даст, тем не менее, подписал договор и расписку, адвокат пояснил: «Мы утверждаем, что деньги были. Если их не было, а потерпевшего никто при этом не обманул, то здесь может быть три версии, которые могли бы объяснить это:
Версия №1 – Подарок.
Если человек, заранее зная, что ему предмет займа никто не выдал и не выдаст, всё же подписывает договор и расписку и возвращает долг, то это может быть подарок. В любом случае, Шлдяпин, Бахчурин и Емельянов заявили в суде, что Михаил Шляпин знал, что принимает на себя обязательство и добросовестно исполнял его, не будучи введён в заблуждение или обманут относительно того, что ему не выдали или не выдадут 1млрд.
Версия № 2 – Сделка между Михаилом Шляпиным и Трайниным с Носиковски.
Шляпин, Бахчурин и Емельянов говорят, что им известно со слом Михаила Шляпина, что Михаил Шляпин пошёл на подписание безденежного договора займа и расписки, заранее зная, что деньги передаваться не будут, т.е. принял на себя обязательства выплатить 1 млрд. не просто так.
Из их показаний следует, что это была такая сделка с Трайниным: Трайнин отказывается от своих правопритязаний к ООО «Эдельвейс» основанных на Инвестиционном договоре. За принятие на себя обязательства отдать безвозмездно 1 миллиард Носиковски Шляпин получил от Трайнина Соглашение о расторжении Инвестиционного договора и письма в банки с уведомлением об отсутствии претензий к ООО «Эдельвейс», что дало ООО «Эдельвейс» получит кредит в размере 2,9 миллиарда рублей. И эта версия говорит о том, что Михаил Шляпин не был обманут.
Версия №3 – Новация обязательства.
Свидетель Бахчурин заявил в суде, что имела место новация долга по Инвестиционному договору в Договор Займа. Все дальнейшие последовательные и непротиворечивые действия Михаила Шляпина свидетельствовали о том, что принятые на себя обязательства он признавал и исполнял. Не это ли имеется ввиду в Постановлении ВС РФ №6? Но получается, что и эта версия говорит об отсутствии обмана…
В следующем судебном заседании, назначенном на 26 декабря, подсудимые скажут свое последнее слово. Затем судья Мария Локтионова удалится в совещательную комнату для вынесения приговора, ожидать которого следует уже после новогодних праздников. Нам, со своей стороны, хочется надеяться, что судье удалось объективно разобраться в этом действительно непростом деле. И что вынесенный ею приговор, учитывая возраст и состояние здоровья подсудимых, не окажется для них смертным.
